Фишка – это кличка моей родственницы. Еще она откликается на Матангу, Чумардоса и, с неудовольствием, на Полину Викторовну. Кто она мне? В России это называется невестка, братова или, иногда, золовка. Мне лично больше нравится последнее, я обычно намекаю на корень «зола» или даже «зло». Фишка же утверждает, что слово произошло от «золота» и сует мне под нос свои желтые турецкие кольца. Чего-чего, а золотища на ней всегда в избытке. Процесс ее вечернего раздевания напоминает разгрузку баржи – бряцают цепи, стучат камешки…Еще Полька обожает натуральные меха, тонкие коричневые сигаретки и часами расчесывать свои русалочьи волосы.

Фишка уже пару-тройку раз справила свое 35-летие. Думаю, не из женского коварства, а исключительно по забывчивости. Господь отметил мою золовку красотой, слабой памятью и феноменальной неграмотностью. Слово «полотенце», к примеру, упорно пишется через два «а». Как она ухитряется столько лет работать администратором ночного клуба и руководить целой сворой охранников, стриптизерш и барменов, ума не приложу. Дело здесь, видимо, в тех же простодушии и забывчивости. Она, как в детском стишке про осьминожек, если уж ругает, то всех подряд, на всякий случай, чтоб не пропустить виновного. И еще, не полагаясь на память, Фишка радушно встречает любых клиентов и в результате разводит их на «бабки» гораздо успешнее, чем ее товарки. Те тратят время исключительно на потенциальных «спонсоров».

При ней и драк бывает меньше. Может, на буянов успокаивающе действует мерцание золота на полькином теле. А, может, поверхностный, но доброжелательный интерес, с которым моя золовка выслушивает их пьяные откровения, попыхивая сигареткой. Все знают — Фишка не станет болтать. Между нами, она через полчаса просто все забудет.

В быту Полька безнадежна. Она не запирает двери, теряет деньги, забывает выключать утюг. Но опасные ситуации странным способом рассасываются сами собой, как шрамы под взглядом Кашпировского. Душа нараспашку, Фишка примитивно и удачно врет должностным лицам. Как-то она пару лет ездила с правами, выписанными какой-то пухлощекой кудрявой блондинке со странным именем Олена. Откуда документ взялся в машине и куда подевались ее собственные права, золовка не имела понятия. Гаишники, бывало, долго переводили взгляд с фотографии на вытянутое полькино лицо и длинные черные волосы а-ля Светлана Тома. Та же простодушно и радостно спрашивала, что думает «товарищ дорожный офицер» про ее новый имидж, «ведь правда же, так лучше», а если ему не нравится, то она прямо сейчас пулей полетит перекрашиваться и набирать вес. Гаишники отвешивали комплименты, выпрашивали телефончик лже-Олены и тут же получали «особое» приглашение в ночной клуб, где и бывали встречены амнезийной фишкиной улыбкой. На вопросы знакомых, не легче ли справить настоящие права, Полька отмахивалась и говорила, что сделает сразу, как только отыщет паспорт.

Когда Фишка возжелала, наконец, приехать в Англию, я не стала полагаться на удачу. Перво-наперво застраховала свое домашнее имущество, а уж потом отправила приглашение в британское посольство. Золовке же строго наказала сто раз проверить наличие всех нужных для собеседования документов и ни в коем случае не врать про астрономические доходы или пятнадцатикомнатный особняк в центре города.

Но Фишка и тут осталась верна себе. Ее липовая справка с места работы пестрила грамматическими ошибками, место, где указан размер зарплаты, был затерт до дыры, а последний вариант накорябан сверху от руки. Причем кривые нулики уходили вверх, как колечки сигаретного дыма. Телефон и адрес фирмы, однако, в документе отсутствовали.

Инспекторов-англичан было двое. Она, «мышь амбарная» (по фишкиному определению) захотела девицу немедленно «забанить». Он же, «ниче чувак», старательно отводя глаза от ее почти голого, но загорелого и густо посыпанного золотом тело, предложил созвониться с работодателями. Шоу завертелось. Фишка выдала на-гора несколько телефонных номеров, переводчик уселся крутить пальцем диск. Каждый раз диалог получался примерно таким.

— Але, это ночной клуб «Крути бедром?» (автор умышлено искажает название клуба во избежание ажиотажа). У вас Полина Викторовна работает?

— Ты че, мужик, охренел? (Извините, вы ошиблись; иди проспись; неплохо бы!). Это собес (библиотека, ЖКУ, баня).

В одном месте Полину Викторовну знали и даже хорошо о ней отозвались, но сообщили, что старушка давно на погосте. Позже я спрашивала, откуда взялись все эти телефонные номера. Фишка сказала, что из записной книжки матери, прихваченной по ошибке.

Вы не поверите. Фишке дали визу. Более того, она проскочила обе таможни. И даже не потеряла ни паспорта, ни чемодана. Офицер в Хитроу задал ей только один, дежурный вопрос, надолго ль, мол, к нам. Покряхтев, Фишка извлекла из сумки разговорник и, открыв его наугад, пропела: «Зе уеза ин Ингланд из файн». В глазах ошарашенного парня еще осыпались золотые искры, а Фишка уже катила чемодан к выходу.

— Зе уеза! – радостно приветствовала она таксиста, и тот (впервые в моей практике) метнулся открывать перед нами дверцы машины. Всю дорогу он пялился в зеркальце заднего вида и лопотал невнятное.

— Из файн, — подбадривала его Полька. Кебмен расцветал на глазах. Надо ли говорить, что он поднес чемоданы к самой двери?

 

Это были странные три недели. Жизнь наша встала с ног на голову, и, оказалось, что есть в этой позиции нечто невообразимо привлекательное. Словно кто-то вставил разноцветные стеклышки в окна нашего скрипучего дома. Я взяла внеочередной отпуск, в первый раз в жизни без скандала. Видимо, полькино обаяние распространялось на расстоянии бесконтактным способом. Мы сидели ночами в саду, попивая винцо, а потом спали до обеда. Фишка готовила какие-то забытые чудесные русские кушанья. Дети счастливо бродили по захламленному дому, принюхиваясь к запаху пирожков, и никто не делал им замечания. Компьютер, к которому обычно выстраивалась очередь, покрылся пылью; гораздо интереснее было смотреть, как Полька месит тесто или жарит привезенные семечки, или мерить ее золотые доспехи, или мазаться ее макияжем, и все под смешной и уютный треп. Мы снова стали русскими провинциалами, коими, оказывается, до самых глубинных фибр и являлись.

У моей золовки не было никаких туристических амбиций, никакого списка достопримечательностей «для галочки». По-моему, она и не помнила, что находилась в другой стране. В музеях она чихала, в кинотеатрах спала, домашнюю кухню предпочитала ресторанной. Однажды у нее не хватило подсолнечного масла, дома никого не оказалось, и Фишка отправилась к соседям. Как она объяснялась с ними, уму непостижимо, но масло было найдено, а вечером соседи стучались в нашу дверь с бутылкой вина подмышкой. Прекрасные оказались люди! И как мы с ними не встретились за восемь лет?

— Зе уеза из файн, — мурлыкала золовка, и позабытое солнышко с готовностью выглядывало из-за туч. В последнюю неделю, с не свойственной мне легкомысленностью, без заранее заказанных гостиниц и скрупулезной выверки маршрута, мы сели в машину и отправились «куда глаза глядят». Фишка упивалась пивом и пела из Татьяны Булановой. Мы останавливались, где придется, шлялись по каким-то маленьким сувенирным лавчонкам, покупали на рынках всякую дребедень, которую тут же теряли.

Помните наводнение прошлого года? Именно туда, в среднюю Англию, нас и занесло, конечно. Но даже стихия отступала перед полькиными золотыми туфельками. Как-то так выходило, что мы все время либо опережали потоп, либо следовали за ним впритык. Буквально за полчаса до нашего приезда отпирались едва просохшие дороги и города. Перед нашим проголодавшимся носом выбасывали мокрые мешки с песком из ресторанных дверей и распахивали их для посетителей. А вечером, в новостях, мы вдруг узнавали вчерашнюю гостиничку, затопленную по самую вывеску.

— Зе уеза! – сочувствовала Фишка местным жителям, и бедные жевуны, не привыкшие к катаклизмам, жаловались ей на жизнь, угощали бесплатной выпивкой, даже – не поверите – разрешали курить в окошко.

— Из файн, — утешала Полька, обнимала их дрожащие плечи и уходила, как золотое видение, чтоб тут же забыть своих мимолетных друзей навсегда.

 

Она уехала, и вновь зашуршали сухие, как стариковские ладошки, будни. Кое-кто скажет, что по сравнению с ней я удачно устроилась. У меня стабильное будущее, распланированное на тысячу лет вперед. Вот только не пахнет в нашем доме пирожками и семечками. И с соседями мы с тех пор не виделись. Некогда, знаете.

 

Russian London Courier N 295, 4 April 2008